Военная подготовка

Военная кафедра

Part of the novelist’s job is to turn a slight, even false rumour into a glitteringly certain reality; and it is often the case that the less you have, the easier it is to make something from it.

Julian Barnes

Нельзя стать хорошим солдатом без некоторой доли глупости.

Флоренс. Найтингейл

А мясо сжечь

- Раздел шесть-четыре. Дегазация мяса зараженного химическими отравляющими вещества типа "Новичок". Первое: Зараженное мясо поместить в котел и залить четырьмя объемами воды. Довести до кипения и варить четыре часа. – полковник Вацлав Самуилович Годинер диктует, прохаживаясь между рядами парт. Я безнадежно проваливаюсь в сон, но какая-то ниточка еще связывает меня с действительностью. Надо держать глаза открытыми, Игорь толкает меня в бок, надо…

- Виноград!!! Не спать!!! – раздается рык Годинера, остановившегося прямо перед моим столом. Его выдающийся живот, перетянутый ремнем, находится в сантиметре от моего носа.

– Так точно, товарищ полковник, я не сплю – задумался, - бормочу я. Он продолжает движение и диктовку:

- Второе: Воду слить в заранее приготовленную яму, мясо залить четырьмя объемами воды. Довести до кипения и варить четыре часа. – Чтобы не заснуть, я кусаю губы и втыкаю ногти в ладони. Ничего не могу поделать, но так на меня действует военное дело, особенно в форме лекций, особенно курс «оружие массового поражения», особенно размеренный голос полковника, и особенно, когда я вернулся в два часа ночи из женского общежития на Соколе, а в восемь утра уже был на военной кафедре.

- Все записали?.. Третье: Воду после кипячения слить, а мясо сжечь! Виноград!!!

- Я, товарищ полковник!

- Все понял?

- Так точно, товарищ полковник, понял: воду слить - мясо сжечь.

- Ну значил и все поняли, - ласково глядя на меня, подытоживает Вацлав Самуилович, - можно продолжать. - Класс закатывается от хохота. Я бы должен его ненавидеть, но он так похож на моего папу... И мне почему-то тоже хочется засмеяться.

Опоздал

Все студенты Менделевского института в течение трех лет обучения со второго по четвертый курс, проходят военную подготовку, поэтому раз в неделю все едут не в институт, а на военную кафедру, расположенную в Московском районе Шелепиха на Шипиловском проезде. Обучение раздельное для мальчиков и девочек: предметы разные, да и цели обучения тоже. К примеру, мальчиков учат как пользоваться приборами дозиметрической разведки, а девочек учат эти приборы чинить. - Почему бы так? – А системная дискриминация женщин, тогда тоже такое было. По окончании подготовки ребята проходят двухмесячные сборы в военных лагерях и получают звание лейтенанта химических войск, а девушки от лагерей освобождены, но и звание им присваивается, по-моему, только сержант (поправьте, если что не так).

Пройдя проходную, попадаешь на территорию военной кафедры: четырехэтажное здание из серого кирпича - учебный корпус с множеством аудиторий-классов, химические лаборатории и разные подсобные строения типа гаражей и складов. Предметов изучается великое множество: военная топография, организация советской и зарубежных армий, машины химической разведки, стрелковое оружие, но самый главный курс ОМП – «Оружие массового поражения»: химическое, ядерное и бактериологическое. Ясный пряник, наше советское оружие сугубо оборонительное и для агрессивной наступательной войны не пригодное, но потенциальные противники и пять минут не задумаются его применить против страны победившего социализма. Заведует курсом полковник Терехов – лет сорока, быстрый, подтянутый, очень хороший химик-органик и острый на язык – большинство студентов его побаивается и предпочитает не связываться. Он же читает лекции по химическим отравляющим веществам и в некоторых группах ведет лабораторные занятия (меня б-г миловал – зарин или зоман синтезировать не пришлось).

Утро на военной кафедре начинается с построения на плацу по взводам: отдельные взвода для ребят – отдельные для девушек, каждый взвод торжественным маршем как на параде подходит к начальнику военной кафедру полковнику Бродскому, и командир взвода рапортует о наличие студентов и опоздавших. Потом все идут на занятия: сначала полит-подготовка, а потом на спец предметы.

Сегодня я в очередной раз опоздал - ехать на Шелепиху уж больно далеко: на поезде до Трех Вокзалов, потом на метро до площади Восстания, а оттуда еще минут сорок на 4-ом автобусе. Из-за мороза и снега все движение замедлилось. Сегодня на проходной отлавливает лейтенант Пенязь – молодой, но почему-то очень обидчивый офицер, видимо из народа: - Моё фамилие имеет ударение на второй слог! – Да как скажете, товарищ лейтенант! - Хорошо еще, что я не один: опоздавших набралось человек 7-8, а еще двух девушек Пенязь все-таки пропустил на занятия. Опоздавшие весь день работают по хозяйству, а пропущенные занятия должны наверстать с другими группами в другие дни.

Лейтенант ведет всех в подсобку, где мы переодеваемся в военную форму, после чего нас наряжают на работу: «Песчаный карьер – три человека!», и так далее. Я с Серегой Дмитриевым с Физхима поступаю в распоряжение зав мастерскими майора Арутюнова.

– Так ребятки, сегодня нам надо навести порядок с металлом. – Мы подходим к краю оврага сзади мастерских, где стоят пустые металлические козлы. На дне оврага в снегу свален какой-то металлолом.

– Вот, значит, ребятки, непорядок, бесхозяйственность - продолжает Арутюнов, - хороший профиль – швеллеры, уголки, двутавры, значит, на козлы эти сложите и по размерам рассортируйте. К обеду управитесь и домой!

После продолжительного перекура спускаемся в овраг. Металлические профили длиной метров пять-шесть и довольно тяжелые: берем каждый с двух концов и тащим параллельно вверх по мокрому грязному склону, сапоги скользят и зацепиться абсолютно не за что, рукавиц нет. После нескольких швеллеров садимся отдохнуть-покурить и Дмитриев задает давно ожидаемый мною вопрос: - Какой му..к побросал это все в овраг? – Скромно, но с достоинством отвечаю: — Это я, вместе с твоим другом Измайловым. – Как так? – А вот так. Месяц назад я тоже опоздал и попал к Арутюнову на хозяйство. Он нас привел к этим козлам, забитым этими профилями, и говорит: - Ребятки, вот значит, козлы для труб надо освободить. Скиньте эту хрень на х… в овраг! – Ну мы с Мишкой за полчаса все и перекидали, на счет раз-два-три, снега тогда еще не было.

Серега призадумался: - То-то там еще железные трубы попадаются.

Урочище Цушлаг

Сегодня первая пара – военная топография, преподаватель майор Дегтярев – невысокий, стройный, подтянутый, на фронте не был – слишком молод, кроме топографии еще преподает стрелковое оружие – тема, где он чувствует себя значительно комфортнее.

Сидящие за столами студенты получают одну на двоих хорошо отпечатанную топографическую карту в масштабе 1:50,000, то есть в одном сантиметре пятьсот метров и масса деталей: отдельные дома, ручьи, тропы, большие камни – то, что надо для командира взвода химических войск. Пока мы разглядываем карты Дегтярев нудным голосом зачитывает задачу: - Приказ. Противник применил наземный ядерный заряд мощностью семь килотонн в урочище Цушлаг, координаты 45-33. Записали? – Легкое шуршание, находим на карте Цушлаг, закрашено зеленым, может лес?

Мой сосед и лучший друг Игорь Фрадкин шепотом говорит мне: - Что это за противник все время бомбит Германию? Может это карта ГДР?

Дегтярев раздраженно смотрит на нас, хорошо, что он не слышал вопрос, и переходит на командный голос: - Отставить разговоры! Вопросы потом! - Ветер юго-западный 10 метров в секунду. Командиру взвода рассчитать какую дозу заражения получит личный состав танкового батальона, если начнет движение по дороге из Дюльмена в Гешер через 12 часов после взрыва?

В классе происходит легкое движение и поднимается несколько рук, но Лешки Горленко – большого любителя повеселить народ - выше всех.

- Что Горленко, не понял задачу или уже решил? - издевательски спрашивает Дегтярев.

- Так точно, товарищ майор, ответ 45 рентген. Мы эту задачу уже решали с капитаном Гарбузом, когда он вас замещал.

- Что же вы молчали?!

- Вы же сказали, товарищ майор, вопросы потом.

Дегтярев задумывается, пытаясь оценить ущерб и выиграть время: - Решали ну и хорошо, вопросы по задаче есть?

– Товарищ майор, наивно спрашивает Леша, - а что такое урочище?

– Урочище… э-э-э, ну, это населенный пункт, деревня…

- Тут нет населенного пункта товарищ майор.

- Теперь уж точно нет, – находится Дегтярев. Народ одобрительно хихикает. – А что там есть, Горленко?

- Один лес, товарищ майор, но теперь уж и его нет.

- Ясное дело, семь килотонн не шутка. Пять минут оправиться и покурить.

Вернувшись в класс, рассаживаемся за столы. Дегтярев раскрывает методичку, заложенную расческой.

– Приказ! Противник применил отравляющее вещество зарин в районе урочища Цушлаг, координаты 45-33…

Кинешма

Июнь 1975. Мы уже отучились четыре года, летняя сессия сдана, и все студенты мужского пола едут на практику в военные лагеря на два месяца, потом государственный экзамен и присвоение звания лейтенанта.

Поезд на Кинешму отходит с Ярославского вокзала вечером, провожающих почти нет, но чувство такое, что едем на фронт. Вагон плацкартный, а может быть и жесткий, в купе-отсек набивается по десять человек, ясно, что спать не придется, да и никто и не собирается. Поезд трогается и все немедленно начинают есть и пить. Несколько младших офицеров, едущих с нами, пытаются призвать к порядку, но, отчаявшись, куда-то исчезают. Веселье идет по нарастающей, в нескольких купе играют на гитарах, кто может подпевает, шум и гам страшный. Кто-то предлагает мне попробовать

«Тройного одеколончику» – не могу отказаться и пью, первый раз в жизни. После водки неплохо: слегка освежает, да и изо рта приятно пахнет, в общем становлюсь еще чуточку ближе к народу. Друг Игорь освобождает мне краешек третьей полки, но удержаться там невозможно, перелезаю в багажный отсек над коридором и там на рюкзаках и сумках отключаюсь.

Утро. Меня стаскивают вниз и вместе со всеми я выползаю на построение на платформе. Нас встречают бодрые и подтянутые офицеры военной кафедры. После переклички грузимся на машины и едем в расположение военной части, которая как-бы курирует наши студенческие лагеря. Что-то едим и бредём на помывку в баню, на выходе получаем нижнее белье: кальсоны с завязочками внизу, гимнастёрки и галифе б/у (бывшие в употреблении), образца 1938 года, пилотки со звездочкой, кожаные ремни, кирзовые сапоги и портянки, о которых я много слышал от отца-фронтовика, но видеть не приходилось.

Нас разделяют на четыре взвода, а в каждом три отделения по десять человек. Все студенты МХТИ сведены в 1-ую роту, 2-ая рота студенты МИХМ, а 3-я – студенты МИТХТ – все три московских института, готовящие инженеров-химиков, проходят военную практику вместе. Мой взвод 4-ый, отделение 1-ое, командир ефрейтор Никонов – наш студент с ИХТ факультета, но уже отслуживший три года срочной в армии. Таких «дедов» у нас в роте человек пятнадцать, и среди них сразу устанавливается некое братство, отделяющее их от нас - «салаг». В моем отделении оказываются мои друзья по институтской группе: Игорь Фрадкин, Алексей Горленко, Владимир Кундеренко, Дмитрий Косов, Михаил Бромфман, Николай Подорин, Александр Желваков и Борис Григорьев. А вот Володя Силос, хотя и не служил, назначен командиром 2-го отделения и уже произведен в младшие сержанты, по-видимому, за гвардейский рост и выправку. Может быть это назначение и сыграло ключевую роль в его жизни – он единственный из нашей группы связал свою судьбу с армией после окончания института.

Но для того, чтобы превратиться в солдата, военная форма – это еще не всё, нужно чем-то воевать. На складе вооружения мы получаем противогаз в брезентовой сумке (войска-то химические), алюминиевую фляжку и наконец автомат Калашникова АК-47 и штык-нож. Мой номер автомата 4554, а штык-нож у меня оказался особенный – черный из вороненой стали, из-за которого впоследствии я немного пострадал.

Строимся повзводно в колонну по три и топаем километров пять от части в полевой лагерь. По дороге ефрейтор Никонов образует нас: - В армии, сынки, есть только два вида передвижения: бегом или шагом с песней. Не хотите петь – будете бегать, а потому нам нужна взводная песня. – После некоторой дискуссии соглашаемся на «Не плач, девчонка» музыка Шаинского, слова Харитонова, но настоящая спевка еще впереди – мы уже на месте.

На открытом поле несколько рядов палаток-шатров, установленных на невысоких, полметра, деревянных насестах, одна палатка на одно отделение, наша крайняя. Внутри деревянный настил и синие тонкие одеяла, подушек нет. Ночью выясняется, что еще и очень тесно: с боку набок поворачиваемся все вместе по команде. На счастье мое место с краю и можно вылезти из-под брезента сбоку, иначе надо будить всех, чтобы выйти до ветру. Столовая под навесом – столы и лавки. Почему-то всю роту – 113 человек выстраивают строго по росту и распределяют по столам строго по 10 человек, мое место за предпоследним столом, а последний стол занимают трое самых маленьких, среди которых двое наших - Дима и Саша, они еще не знают, как им повезло! Суп и кашу на их последний стол всегда ставили в том же количестве, как и на все другие – на десятерых.

Сегодня ужин выдается сухим пайком, построение, перекличка и отбой. Кажется, я засыпаю, еще не коснувшись досок.

Первый завтрак

Первое утро в лагере. Выспался отлично, пробежали километра три и узнали от Никонова, что такое «форма №2» — это просто когда из одежды на тебе штаны и сапоги и «голый торец» с ударением на первый слог. А теперь наконец-то завтрак – садимся вдесятером за наш предпоследний стол: три буханки свежего белого хлеба, масло и каша в громадной кастрюле. За каждым столом есть выборный хлеборез и маслорез, которые наделяют каждого двумя ломтями хлеба и кусочком масла в 20 грамм. Ручкой столовой ложки аккуратненько намазываю маслице и вдруг:

- Рота, встать, выходи строиться! – Оказывается продолжительность завтрака в армии всего лишь десять минут. Черт с ней с кашей, но с хлебом я расстаться не могу, и на бегу засовываю свой бутерброд в противогазную сумку. Хватаем автоматы, строимся и повзводно отправляемся на занятия. Сегодня у нашего взвода занятия по средствам защиты с подполковником Араловым Серафим Серафимычем. Грузимся в кузов Газ-66 и едем куда-то далеко, погода отличная, солнышко пригревает.

Наконец доехали, бодро соскакиваю на землю, чуть не выбив себе глаз стволом автомата, спрыгнувшего передо мной студента, нахожу свое место в шеренге, и тут раздается команда: - ГАЗЫ-Ы-Ы!!! Мы ребята тренированные – три года военной кафедры, знаем - тут главное скорость: 5 секунд - отлично, 6 – хорошо, 7 – удовлетворительно. Засовываю пилотку за ремень и заученным движением выхватываю противогаз из сумки и натягиваю его на голову. Думаю, что уложился в пять секунд, но уж очень легко оделась резиновая шлем-маска, как по маслу… Грязно ругаюсь про себя – про бутерброд я совсем и забыл!

- ПРОТИВОГАЗЫ СНЯТЬ!!! – Снимается тоже легко, но видимо я последний. Прямо передо мной стоит Серафим и внимательно на меня смотрит. - Курсант Виноград, есть проблемы? – Не дождавшись ответа, и, видимо увидев на земле выпавший кусок хлеба, догадывается что произошло. Не знаю, как он остается серьезным.

- Курсант Виноград, три шага вперед марш! Смирно! Объявляю вам наряд вне очереди за хранение пищи в боевом снаряжении! Вольно! Идите к ручью и умойтесь.

Так я получил свое первое взыскание. О реакции моих боевых товарищей лучше и не вспоминать.

Бычки в томате

Первые несколько дней я почти ничего не ел кроме хлеба с маслом, мой организм не воспринимал ни керзовую кашу, ни разваренный горох с салом, ни непонятный суп из костей каких-то животных. В общем, чувство голода постоянно преследовало меня, и тут мне повезло: первый наряд на кухню. Работа в общем неприятная: чистка очень мелкой и наполовину гнилой картошки тупым ножом, а иногда и тяжелая – мыть столитровые пригоревшие котлы. Но пришло и вознаграждение – поставили меня на раскладку бычков в томате: надо вскрыть консервную банку и разделить содержимое на четыре порции. По ходу дела я съел, наверное, банки две – бычки оказались невероятно вкусными.

Ночью я успел проснуться и, испытывая страшные угрызения совести, разбудив всех товарищей, выскочил из палатки. Желудок отвергал украденную пищу. До конца ночи в палатку я так и не вернулся, и этот кошмар продолжался почти трое суток.

Но потом наступило как бы просветление: я потерял килограммов восемь, заметно укоротил ремень и стал позитивно воспринимать лагерную жизнь. Вернулся аппетит – теперь я мог есть абсолютно все, кроме рыбных консервов в томате. Я их избегаю до сих пор.

Трансформация

Пошла третья неделя лагерей. Я уже пережил бычки в томате, получил несколько нарядов и научился спать в строю стоя с открытыми глазами, опираясь подбородком на штык. Сегодня суббота и к нам в лагерь приезжала автолавка. Купил пару метров бязи на подворотнички и баночку гуталина.

Расположился на полянке недалеко от палатки, на всякий случай так, чтобы кусты менязаслоняли от прохожих, а я мог всех видеть. На лагерном жаргоне говорят «ушёл в тину» - спрятался, а то если солдат на виду и ничем не занят, то начальство увидит и какую-нибудь работу навесит, чтоб служба медом не казалась. Разорвал ткань на ровные полоски шириной три дюйма, одну согнул вдвое по длине и пришил подворотничок к гимнастерке: ровно, и краюшек торчит сколько надо. Заодно проверил пуговицы.

Взялся за сапоги. Смахнул пыль, старой зубной щеткой намазал гуталин. Обувной щетки нет, но ничего, специально запасенной старой портянкой растер и, держа тряпку за концы, начистил сапоги до блеска.

Так студент превратился в солдата - ему стало и хорошо и достаточно: подворотничок пришит и сапожки наярены.

Капитан Вовк

Капитан Вовк вел у нас на кафедре строевую подготовку. Был он очень маленького роста – не больше метра-пятьдесят, но при этом носил сапоги 46 размера. Когда он показывал, как надо тянуть носок на марше, удержаться от смеха было невозможно, особенно девушкам. Вовк очень обижался, но виду старался не подавать и компенсировал моральный ущерб повышенной строгостью и различными взысканиями.

В лагерях он только изменился к худшему, и я не любил, когда он вел у нас какие-либо полевые занятия: наряд заработать ничего не стоило. Вот и сегодня первые два часа у нас Вовк – едем в поле отрабатывать преодоление минных полей и проволочных заграждений. Подъехал ГАЗ-66, деды-старослужащие куда-то испарились – они свое уже отползали в действующей армии, а наш взвод вскарабкался в кузов и расселся по лавкам вдоль бортов.

Вместо того, чтобы занять место рядом с водителем, Вовк подал команду «Взвод, к машинам!», водитель открыл задний борт. - В две шеренги становись! – Мы лениво попрыгали с грузовика.

-Товарищи курсанты посадка в машину у вас заняла 56 секунд, а по уставу взвод должен погрузиться за 15 секунд. Давайте попробуем уложиться в норматив. – Взвод, к машинам! По местам!

Посадка в грузовую машину дело непростое и строго регламентированное по уставу: взвод строится в колонну по два и в таком порядке два человека забираются одновременно с двух сторон. Первый отдает свой автомат стоящему сзади, залезает в кузов и берет свой автомат. Каждый последующий сначала отдает автомат тому, кто в кузове, а потом забирается туда. Требуется согласованность и внимание – при передаче автомат часто роняют, и тогда в норматив не уложиться никогда. Особенно мешают противогазная сумка и висящие на поясе алюминиевая фляжка с водой и штык-нож.

Мы постарались и справились за 35 секунд, следующий заход 25, а потом 22. Сидящий на пеньке Вовк был неумолим – надо за 15. Перекурили и снова: – К машинам! По местам!

В какой-то момент стало даже интересно: а возможно ли такое? Новый рекорд – 19 секунд, еще раз – и 17, и еще раз 17 – цель близка. Похоже, что на мне ни осталось ни единой сухой нитки. Руки и ноги дрожат и сапог все время соскальзывает с подножки. На 17 мы застряли намертво, а потом результаты стали ухудшаться: 20, 21, 25 секунд и, наконец 35 и… - Взвод к машине! Вольно, разойтись, занятие окончено! – Действительно, два часа пролетели незаметно. Вовк развернулся и затопал куда-то своими гигантскими сапожищами. Как хорошо, что мы так и не доехали с ним до минных заграждений.

Шлимазл

Не знаю почему, но неприятности меня просто преследовали. Началось все с этого хлеба с маслом, которое я засунул в противогазную сумку, а потом одел противогаз с растаявшим маслом на голову. Потом случилась утеря боевого оружия: утром перед занятиями вдруг объявили взять с собой сумки с ОЗК, а они у нас остались в спальных палатках. Подбегаю к палатке, вход узкий - автомат мешает, ставлю его у входа. Через две секунды выхожу с сумкой – нет автомата! Оказывается, прапорщик Сагдеев проходил мимо и решил проучить. Тут же подполковник Аралов вызвал меня из строя: - Курсант Виноград, три шага вперед! – И запаял три наряда, по доброте, в военное время был бы трибунал и скорее всего расстрел.

Еще по мелочи: опоздал на развод – наряд на кухню, не застёгнута пуговица – мытье туалета, еще какая-то история с картами: кто-то «не спрятал прикуп», а Сагдеев засек и всем, кто был в палатке по наряду - я по-моему и не играл тогда.

Потом пошли более серьезные вещи. Сломал я свой любимый черный вороненый штык – мою гордость. Показывал ребятам как метать нож в телеграфный столб и, надо же, попал в гвоздь. Сталь хрупкая – кончик отломился. Пришлось доложить командиру взвода: вот, мол, товарищ младший лейтенант, сломался не знаю как. Выдали новый штык, но взыскание наложили.

Вечером довольно часто нам показывали кино: между палатками натягивали простыню и очень древним проектором, оставшимся от братьев Люмьер, крутили всякое старье типа «Броненосец Потемкин» и «Волга-волга». Я был готов променять всю это важнейшее искусство на лишние полтора часа сна, но отбой и перекличка только после окончания фильма. Обычно я договаривался с кем-нибудь из друзей крикнуть во время переклички за меня «Я!». Но в этот раз моего конфидента Саню Желвакова самого услали на кухню, и он на развод не явился. В результате меня не докричались, старшине Никонову пришлось меня будить и… в общем еще наряд вне очереди.

Потом был просто курьез, когда меня чуть не убили. Мы с Игорем Фрадкиным охраняли шлагбаум на въезде в лагерь. Работа не сложная, но скучная: сначала к нам пришел кто-то из «дедов» проверять нас, и мы сели играть в преферанс, а надо сказать, что девяносто процентов свободного времени в лагерях мы как раз и провели за картами – так это было популярно, хотя и строго запрещалось. Сыграли пять пулек по полкопейки. Проверяющий сильно проигрался, обиделся и ушел не расплатившись. Машин не было, и я решил прогуляться в лес, начинающийся прямо от поста. День был отличный, иду-собираю во фляжку чернику (для товарища), а птички поют-чирикают: фьють-фьють-фьють. Вдруг слышу: - Стой, руки вверх! – смотрю патруль: сержант и два солдата из Кинешемской части, арестовали меня. Оказывается, я забрел в запретную зону, а за лесом этим находилось стрельбище. То, что я принял за птичек, были пули, летящие рикошетом и чиркающие по веткам деревьев. Узнав, что я курсант, патрульные отвезли меня в наш лагерь и сдали властям. Тут уж одним нарядом не обошлось: дезертирство с боевого поста и шпионаж.

За такую провинность вызвал меня сам начальник сборов – полковник Савастинкевич и говорит: - Ты меня, курсант Виноград, задолбал (более грубо) своими нарядами. Я тебе дам постоянное задание, пойдем. – Подходим к столовой, сбоку стоит старая ванна, в которой когда-то до войны размешивали строительный раствор, который теперь, естественно, окаменел. Пойди найди молоток, зубило и отчищай ванну. Как получишь наряд – прямо сюда, понял? – Так точно, товарищ полковник! – Ну приступай. – Сначала я немного расстроился, а потом понял, что есть работы и похуже, а у меня всегда персональное назначение от начальника сборов. Сижу себе в ванне, молоточком по зубилу постукиваю, всех вижу, всегда в курсе событий.

Дедовщина

Как я уже говорил, в роте среди нас было человек пятнадцать студентов, которые до учебы в институте, а может и во время ее, будучи отчисленными за неуспеваемость, отслужили срочную в Советской армии – три года. Но на сборы их все равно посылали, поскольку речь шла теперь о присвоении офицерского звания. На обычных занятиях в институте они ничем не выделялись, но в лагерях почувствовали себя старослужащими и потребовали дедовских прав и почета со стороны «салаг-салабонов». Главным для дедов было избежать любого усилия, умственного или физического, если так можно назвать практические занятия. Все они были перманентно больны: грыжа, язва, простуда, переломы. Не брезговали и жаловаться на головную боль, с перепоя; кстати, спиртное в лагере было почти всегда.

Как только нас-салаг отвозили на полевые занятия, деды начинали чувствовать себя получше и сползались в офицерскую курилку, полянку метров семь диаметром, вокруг которой стояли низенькие лавочки. Рядом располагалась точно такая же, но для рядового - курсантского состава. Иногда, если было место, простой народ допускался в офицерскую, и можно было послушать, о чем идет разговор. Помнится, как-то раз возникла удивительно яростная дискуссия о горных лыжах – какой мировой рекорд по скорости спуска, и дело чуть не дошло до драки, хотя ни один из присутствующих никогда на горных лыжах не катался. В другой раз один из младших офицеров военной кафедры делился воспоминаниями о войне Судного Дня, которая происходила два года назад. - Идет, значит, Египетская танковая дивизия по пустыне, противника нигде не видно, и вдруг из-за холмов поднимается два десятка израильских вертолетов и начинает расстреливать эти танки ракетами воздух-земля. Через десять минут они улетели, а из трехсот танков осталось меньше десятка. – в голосе его звучало нескрываемое восхищение, хотя он несомненно находился где-то на египетской стороне.

Своих курсантов деды особо не обижали – только перекладывали на них любую работу, но был случай, когда они устроили «темную» и выпороли ремнем командира нашего взвода – 19-летнего младшего лейтенанта, который осмелился послать старослужащего, тяжело больного, на пробежку во время физподготовки. - Чему их там только в Учебке учат, - сокрушался потом сержант Никонов.

Если деды и занимались какой-то общественно-полезной работой, то это было дежурство по кухне. Однажды я попал в такой наряд, где всем заправлял дед по фамилии Люблев, крепкий парень, не помню с какого факультета. После выполнения дежурных работ начался пир: пожарили картошки с мясом (откуда?), салат, селедка, соленые огурцы и водка. Выпили и сели играть в преферанс, почти до самого утра. Деды после завтрака пошли досыпать, а я на занятиях непрерывно зевал. Вечером подошел ко мне Люблев и говорит: - Дим, я договорился насчет тебя с командованием, сегодня ты опять с нами в наряд по кухне, а потом пулечку распишем, наверняка отыграешься! – Когда Дон Корлеоне делает предложение, отказываться нельзя, как в фильме «Крестный отец». После второй бессонной ночи замаячило новое дежурство, которое я формально принял, но втихую пожаловался своему отделенному деду-Никонову, и тот меня отмазал.

Старшина Люблев до конца лагерей не дотянул: за какое-то грубое нарушение, видимо пьянство и оскорбление офицера действием, его разжаловали в рядовые – сорвали с погон нашивки перед строем, отчислили со сборов и исключили из института.

Передача «Служу Советскому Союзу»

Утро началось как обычно: подъем, пробежка вокруг лагеря в форме №2, завтрак, построение на плацу и ждем развода на практические занятия, жарко, но пока терпимо. К командиру нашего взвода подошел майор Чигирь, что-то ему довольно долго объяснял, а потом обратился к нам: - Курсанты, ваш взвод поступает в распоряжение специальной команды Гостелерадио – будете сниматься для передачи «Служу Советскому Союзу», сейчас грузимся на машину и едем в поле, киношники нас там ждут.

Обычное дело! Погрузились на машину и через четверть часа приехали на песчаную площадку среди невысоких кустов, где уже скопилось немало техники: две установки ДДА-2, дымовая машина ТДА-М, цистерна с водой АРС-14, бронетранспортер и несколько грузовиков из Кинешемской части. Солдаты устанавливают большие брезентовые палатки – дегазационный комплекс. Командир построил нас в колонну по три и отрапортовал Чигирю: - Четвертый взвод к занятиям готов! - Вольно! Не расходиться! Можно курить! - Чигирь вскоре вернулся в сопровождении мужчины в штатском лет 60 и двух женщин – значительно моложе. – Товарищ полковник, взвод к выполнению задания готов!

- Солдаты, пардон, курсанты! Вам выпала честь сниматься для передачи «Служу Советскому Союзу» в специальном выпуске о химических войсках. Надеюсь, вы все знаете и смотрите эту передачу? – Так точно, товарищ полковник, смотрим! - заорал наш старшина Никонов. Тот поморщился и продолжал: - Я – полковник Иванов, а снимать вас будут режиссер Надежда и оператор Татьяна, прошу вас слушаться их указаний.

- Нам нужно отобрать 12 человек по числу сосков в душевой палатке, включая командира группы – начала режиссер Надежда, - Сценарий такой: отделение выполнило боевую задачу на зараженной химическими веществами местности. В полной защитной одежде отделение выходит на развернутый заранее пункт дегазации, ставит автоматы в пирамиду, заходит в раздевальное отделение - раздевается, проходит в душевое отделение – моется, выходит в чистое отделение – одевается в чистое обмундирование, разбирает уже продегазированное оружие, строится в колонну и с песней уходит вдаль. Вопросы?

- Наша взводная «Не плач, девчонка» подойдет – спрашивает Леша Горленко. Операторы переглядываются с полковником Ивановым, и Надежда отвечает: - Конечно, любая песня, звук мы запишем отдельно.

Чигирь и Надежда отбирают Никонова - командира отделения и еще 11 человек, меня в том числе. Погода отличная, припекает, но пока хорошо. Отверженных отводят в сторонку, и я слышу, как майор Чигирь говорит: - А с вами мы потренируем одевание средств защиты. Норматив знаете: 4 минуты - отлично, 5 – хорошо, 6 – удовлетворительно.

Сержант Никонов подает команду: - О-Зэ-Ка надеть, Газы! – и мы неспешно облачаемся в Общевойсковые Защитные Костюмы, натягиваем резиновые бахилы, одеваем противогазы (без масла), поверх капюшоны и, наконец, гигантские перчатки, автоматы на плечо. Отходим метров на пятьдесят от палаток, автоматы на перевес, солдаты подрывают дымовые шашки, и мы в колонну по двое с криками ура, овеянные клубами дыма, подбегаем к пункту дегазации. Быстро раздеваемся догола и становимся под душевые насадки. Верх моечной палатки открыт и над нами на телескопической люльке, установленной на грузовике кинематографистов, парит красавица Татьяна с телекамерой. Непонятно, как эта порнография пойдет в эфир для целомудренного советского зрителя. Полковник Иванов дает команду одеваться и все повторить сначала – оказывается это была генеральная репетиция без пленки. Краем глаза вижу, как резервная группа под руководством Чигиря отрабатывает команды: «ОЗК надеть» и «ОЗК снять».

Повторяем все упражнение сначала – Дубль №2 – живая съемка! Моемся с наслаждением, но Надежда, забравшаяся в люльку к Татьяне, чем-то недовольна.

- Этот курсант слишком полный! – Меня охватывает ужас, но приговорен не я, а мой лучший друг Х (имя не называю: вдруг он прочитает, а рана еще свежа). Несчастного Х заменяют на кого-то из резерва Ставки. Полковник Иванов дает различные указания и, в том числе, рекомендует моющимся стоять спиной к камере, и не надо кричать «ура» - вы идете с выполнения боевой задачи, а не в атаку на врага. Одеваем форму и ОЗК.

Третья попытка просто идеальна: как стая демонов-инопланетян отделение материализуется из клубов белого дыма и устремляется в баню, аккуратно поставив автоматы на деревянные козлы и стаскивая резиновые плащи с пропотевших насквозь гимнастерок. Как же хорошо встать под холодный душ! Меня охватывает волна сострадания к товарищам из резерва - небось хотели бы тоже помыться. Чигирь уже заставил их на этой жаре одеть и снять несчастные ОЗК не менее десяти раз. Когда ты в костюме в такую погоду, достаточно десяти минут, чтобы резиновые перчатки наполнились потом доверху.

Бодро выходим одетые из «чистого» отделения. Женщины, полковник и наш майор о чем-то оживленно спорят: - Какого года? – А где я вам возьму? – Нет, надо закончить сегодня! – Настроение портится – похоже будем переснимать сначала. И точно, к нам подходит Чигирь и мрачно объясняет ситуацию, используя ненормативную лексику. Иванов вдруг заметил, что мы одеты в военную форму 1938 года, а на дворе, б…, 1975-ый: гимнастерок давно нет, солдаты Советской армии носят теперь кителя, похожие на пиджаки. Хронику с военнослужащими в довоенных гимнастерках никто не пропустит.

- А что же делать? – Будем меняться одеждой с солдатами из Кинешемской части, которые приехали, чтобы установить дегазационный палаточный комплекс.

Чигирь и командир срочников подбирают пары по размеру: курсант – солдат, курсант – солдат. Двоим или троим нашим ребятам не находится никого подходящего по росту – слишком высокие, и их заменяют на маломеров из группы Б. Удовольствия от одевания чужой формы не испытываю никакого. Приходится меняться и брюками, иначе, как замечает эстетка Татьяна, верх не гармонирует по цвету с низом (хорошо хоть кальсоны оставили). Солнце в зените. Майор Чигирь занят нашим переодеванием и на время оставил группу резерва в покое, они вяло курят в тени палатки.

Труба трубит, операторши забираются в корзину, - Камера! Дубль №4! Иванов дает команду на подрыв дымовых шашек, мы молча бредем в колонну по двое за сержантом Никоновым к раздевальной палатке… Моемся, стараясь отворачиваться от камеры, опять одеваемся в замечательную форму образца 1970 года. Надеюсь, что никто из читающих не подумал, что кто-то ее быстро постирал и погладил пока мы мылись. Выходим строем. Разбираем уже начавшие ржаветь автоматы: спасибо солдатам, что поливают их простой водой, изображая дегазацию, а не специальным раствором, но все равно потом чистить замучаешься. Тьфу-тьфу, кажется конец…

- СТОП! – Кричит Надежда, почему командир сзади?! – Действительно, Никонов поменялся формой с каким-то рядовым, а кто же командир? Понимаю, что все смотрят на меня – на моих погонах три полоски. Неужели все сначала? – Нет, переснимаем только гранд финале - одевание и выход с оружием, - принимаю командование на себя и бега впереди всех.

– Вольно! Оправиться и покурить! - Полковник Иванов благодарит за службу. – Выпуск в эфир передачи «Служу Советскому Союзу» о химических войсках планируется в первое или второе воскресенье сентября, обязательно посмотрите товарищи курсанты.

- - -

В сентябре нас услали на картошку, и я поручил посмотреть передачу моей бабушке Евдокие Ивановне. Как человек ответственный, она оба раза включала телевизор в нужное время, но ничего химического в передаче «Служу Советскому Союзу» так и не показали. Думается, не пропустила наше кино военная цензура.

Олимпиада

Армия и спорт вещи неразделимые, одна без другого существовать не может, хотя, конечно, армейский спорт имеет свою специфику, что я и понял, но не сразу. Четыре сборные выставляли команды на лагерную олимпиаду: наша Менделевская (МХТИ), МИТХТ, МИХМ и ОБХЗ – Кинешемская военная часть. Видов спорта в программе было немного: волейбол, футбол, легкая и тяжелая атлетика, стрельба и плавание. Бадминтона, к сожалению, не было, и я в энтузиазме записался на плавание и бежать стометровку, поскольку выступал раньше за факультет в эстафете 4х100, а вот армейской спецификой не поинтересовался.

Соревновались на спорткомплексе Кинешемской части. Я немного сожалел, что не привез с собой в военные лагеря шиповки, но у меня были кеды, которые собирался одеть уже на стадионе. Но как только я подошел к старту, ко мне подбежал судья – подполковник Аралов и, естественно, заорал: - Скорее, одного тебя ждем! Условия забега знаешь? – Н-нет… - Бежать с полной выкладкой из положения лежа лицом вниз, как в атаку! – На меня навесили противогаз, защитный комплект в специальной сумке, шинель в скатке через плечо, чей-то автомат с запасным магазином и нахлобучили каску.

- Ложись! - Все четверо участников уткнулись носами в белую стартовую линию. - Марш! – раздался пистолетный выстрел, и я стал подниматься с колен. В этот момент каска упала, мне удалось подхватить ее за ремешок, но время была упущено, и я позорно пришел к финишу последним. А победил естественно солдат срочной службы – ему это было не впервой.

Сдав снаряжение судье Аралову, я отправился к бассейну, обуреваемый нехорошими предчувствиями, что и там что-то прослушал. Все так и оказалось: плыть надо в полной форме, в сапогах, без шинели, но с автоматом, держа его над водой. Но делать нечего – сам напросился.

По команде спрыгнули с бортика в воду. Сапоги наполнились водой и потянули вниз, попробовал грести одной рукой, как раненый Чапаев, но только барахтался на месте. На счастье, посмотрев в сторону, я увидел, что остальные участники заплыва просто идут по дну, держа автоматы над головой – оказывается, глубина бассейна была не более метра.

Те, у кого нет автомата Калашникова и мне не верит, могут взять гантель весом 4.6 килограммов и, держа ее на вытянутой руке, попробовать проплыть 25 метров, в сапогах конечно.

Хермонское отделение

«Тот, кто довольно марширует под музыку в строю, уже заслужил мое презрение. Мозгом он был наделен по ошибке, ему вполне было бы достаточно и спинного мозга.» – Альберт Эйнштейн

Есть люди, которые не предназначены для ходьбы строем: все идут в ногу, а он не в ногу! А раз такое имеет место, то как и всякому пороку долженствует наказание. - Иноходец ты наш! – с жалостью и презрением говорит командир взвода младший лейтенант Ивлев (тот, которому устроили деды темную и выпороли ремнем), - Курсант Бромфман, выйдите из строя и займитесь чисткой оружия. Миша обиженно садится на ближайшем пригорке на траву, а строевая подготовка продолжается – взвод готовится к какому-то смотру.

За Мишей следует Игорь Фрадкин – диагноз тот же: неспособность ходить в ногу со всеми. А за ним чистить оружие направляют и вашего покорного слугу. Нет, не за иноходство! – марширую я отлично, но вот пение оставляет желать лучшего, а маршировать нужно обязательно с песней. Я мог бы и молчать, но уж больно люблю нашу взводную «Не плач, девчонка, пройдут дожди», и меня просят посидеть.

Легкий ветерок обдувает нас, делая перематывание портянок для окружающих еще более приятным занятием. Неожиданно получаем пополнение – на нашу горочку забирается мой тезка Дима Косов. – А тебя то, за что, Дим? Ты вроде строевой и петь горазд? – А кто его знает? Четвертым лишним оказался в колонне по три. – Ну тогда присоединяйся к нашему Хермонскому отделению, - приветствует его Бромфман. – Почему Хермонскому? – Да так, просто, звучит красиво, сам догадайся! - не хочет объяснять Миша, - есть в одной стране такая гора Хермон, похожая на наш пригорок.

Дима не интересуется подробностями – мысли его где-то далеко-далеко: из противогазной сумки он достает толстую тетрадь в коленкоровом переплете и начинает писать очередное письмо своей жене Оле, с которой они расписались незадолго до сборов.

А гору Хермон я все-таки увидел – всего лишь через пятнадцать лет мы с Мишей катались по ее заснеженным склонам на горных лыжах.

Ночной дозор

До окончания лагерей оставалось недели две, и тут я, как говорится, вытащил черный шар, то есть никакого жребия не было, а просто меня назначили командиром взвода разведки на время ночных учений. В других взводах такие учения уже состоялись, и ничего хорошего товарищи о них не рассказывали, но что будет представлял я плохо. В учениях даже не все ребята и участвовали, поскольку машин УАЗ было всего пять. В каждой машине водитель из срочников Кинешемского ОБХЗ (отдельный батальон химзащиты), командир и три рядовых курсанта. В одной из машин перемещался командующий учениями полковник Терехов – позывной «Беркут», в другой я – де факто командир взвода – позывной «Сокол-1», а в остальных трех командиры отделений, тоже «Соколы» - 2-ой, 3-ий и 4-ый. У каждого командира рация с наушниками и ларингофонами, военная топографическая карта и кодировочные таблицы. Открытым текстом сказать ничего нельзя: вместо «Обнаружил на листьях деревьев капли отравляющего вещества». Надо сказать: «Обнаружил на листьях деревьев код 20» - все специальные военные и химические названия имеют двух или трехзначные коды.

В 10 вечера Терехов отдал приказ: «Противник применил ядерное оружие в районе города Кинешма. Взводу определить уровни заражения на местности и к 5:00 доложить их в штаб для прокладки маршрута движения дивизии». Он выдал мне запечатанные пакеты, и я передал их командирам отделений, оставив один себе. Последовала команда «Атом!» - все участники игры облачились в защитные костюмы, натянули противогазы и расселись по машинам. Командир сидит рядом с водителем, а рядовым место на полу в кузове УАЗа – задних сидений там нем.

Проехав километров пять по дороге до условленного места все машины остановились, командиры вскрыли пакеты и узнали свои маршруты. Выглядели они примерно так: (п1) 29-88 600м 45o 25р/ч, …, что означало: «Пункт 1: от угла квадрата 29-88 двигаться по азимуту 45 градусов на расстояние 600 метров и доложить уровень радиации 25 рентген в час». Когда прибудешь на заданную точку, надо воткнуть в землю желтый флажок, в его кармашек положить записку: «чч:мм 25 р/ч» и доложить по рации командиру. Чтобы в случае радиоперехвата враг не догадался, к координате широты надо прибавить 11, а от долготы отнять 5, то есть вместо 29-88 надо доложить 40-83. Каждый квадрат на карте соответствует одному квадратному километру на местности, так что ошибка в пересчете может быть совсем не маленькой. Почему-то вспомнился топограф майор Дегтярев и урочище Цушлаг.

Очки запотели и пришлось противогаз снять, ларингофоны душили, сжимая горло мертвой хваткой, резиновые перчатки я уже стащил с рук, но они болтались сбоку на резинках как у годовалого младенца и страшно мешали. Я включил радио и чуть не оглох – кричали все три моих Сокола и какие-то команды подавал Беркут-Терехов, видимо обращаясь ко мне: «Сокол-1, прием!». Я наконец прочитал координаты своего первого пункта, нашел его на карте и попытался объяснить своему водителю куда ехать. Тут выяснилось, что Назим плохо понимает по-русски, а карту видимо не видел никогда… Узкой лесной дорожкой мы выехали на травянистый склон оврага и начали боком сползать вниз, куда-то в темноту, скорее всего в ручей, но может и в пропасть. Мои обращения к товарищам в кузове остались без ответа – все трое заснули еще при погрузке в полном боевом снаряжении. Назим все же удержал машину от падения и через несколько минут остановил ее на перекрестке лесных тропинок: «Флажок тыкать надо, товарищ командир».

Радио не замолкало ни на секунду и каждый непрерывно сообщал мне свои координаты. Я смог отметить на карте положение Сокол-2, но две другие машины уже выехали за пределы карты: очевидно, что либо они забыли прибавлять 11 и отнимать 5, либо перепутали широту и долготу, но исправить что-либо было свыше моих сил. Терехов давал наводящие указания, но слышно было плохо.

Сокол-4 застрял в болоте и стал подавать сигнал SOS, который принял Сокол-3 и самовольно решил прийти на помощь. Полковник Терехов отменил это решение, но было поздно – Сокол-3 застрял в том же болоте. Вызвали аварийную машину из Кинешмы, а мы с Соколом-2 продолжали операцию, отметив каждый по два-три пункта радиоактивного заражения. Я перестал смотреть на карту вообще, поскольку понял, что мой водитель знает весь маршрут и едет по нему не первый раз.

Внезапно наступило полное радиомолчание и минут двадцать я в ужасе звал своих соколов, щелкал переключателями и нажимал на кнопки - тишина. Внезапно прорезался голос Терехова» «Сокол-1, прием, прием! Перейдите на запасную частоту! Как понял?» - и я вспомнил, что по условиям задачи в 2:00 надо было перейти на другую частоту. Оказалось, что за это время кое-что произошло, а именно, посланная аварийная машина - гигантский Урал-375 тоже застрял в болоте и за ним послали гусеничный трактор. Сокол-2 пропал вообще, а один из бойцов Сокола-4 в ожидании буксира забрался на ель, упал оттуда и сломал ногу. Вызвали еще и санитарную машину, но маловероятно, что она проедет там, где застрял Урал.

Радиоэфир выдохся и затих, может быть опять поменяли частоту. Мне оставалось найти последний пункт и забить желтый флажок с трафаретной надписью «Заражено!» Назим выехал на небольшую полянку и вдруг нас ослепил свет фар. - Засада! Послышались крики «Ура!» и несколько автоматных выстрелов. Тщетно пытался я растолкать своих товарищей и просил их занять по уставу круговую оборону. Из кустов выбежал полковник Терехов с тремя курсантами и нас взяли в плен.

Экзамен

За пару дней до отъезда был государственный экзамен. Мне всегда везет, и я вытащил очень легкий билет. Первый вопрос организация танкового батальона США. Каждый знает, что еще со времен Гражданской войны, в батальоне 4 роты, а каждой роте 4 взвода, а в каждом взводе 4 танка "Шерман". Кто тогда мог предугадать, что эта информация может оказаться полезной. Организацию Израильской армии мы тогда не изучали.

Второй вопрос еще проще: Авторазливочная станция АРС-4у. – Цистерна на машине ЗИЛ. Буква «у» означает «усовершенствованная»: для повышения надежности электроприводной насос заменен на механический – чтобы закачать в цистерну воду солдат-мотор должен сделать 2700 качаний.

Третий вопрос – ну просто подарок: неполная разборка пистолета Макарова. Это так элементарно, что даже нет норматива по времени, деталей-то всего три. Вынул магазин, дергаю затвор, а он не поддается, ну никак. Офицеры приемной комиссии сдержанно улыбаются. – Попробуйте еще раз, - говорит майор Дегтярев. Дергаю-дергаю – не отсоединяется, гад!

– Снимите с предохранителя, товарищ курсант, - наконец кто-то подсказывает.

– Черт возьми, как я мог забыть! Все! Завалил экзамен. На следующий год летом еще два месяца сборов! - Настроение испорчено, но…

Перед ужином объявляют оценки – у меня «отлично», видно стрелять на войне не самое главное.

©Dimus, 2020