Марсель - Москва

О Советско-французской дружбе

У моей мамы было очень много друзей и просто знакомых, которые имели обыкновение обращаться к ней с различными просьбами: помочь материально, устроить ребенка в институт, найти репетитора, врача, дать рекомендацию, познакомить с нужным человеком, защитить от нападок начальства и, наконец, пожить у нас дома какое-то время во время пребывания в Москве. Как правило мама не отказывала и делала все, что в ее силах, за исключением случаев, когда это противоречило ее убеждениям. Вследствие этого в нашей скромной трехкомнатной квартире, расположенной в десяти минутах ходьбы от Трех Вокзалов, очень часто гостили разные люди, одни останавливались на день-два, а другие на несколько недель. По нынешним меркам трехкомнатной эту квартиру назвать было бы не совсем точно: две спальни, в которых располагались родители и мы с младшим братом, и салон, куда обычно и вселялись приезжие. Ну например, две корейские женщины из Алма-Аты, с которыми мама познакомилась во время туристической поездки на Кавказ, по договоренности приезжали два раза в год дней на десять, отовариться и погулять по столице, а в благодарность мы получали посылки килограммов по десять сладкого лука или пару благоухающих дынь, передаваемых с проводником скорого поезда, благо до вокзала было недалеко. Нет нужды говорить, что никаких денег с гостей не брали, столовались они вместе с нами, и кулинарные таланты мамы служили дополнительной аттракцией. Ни мне с братом, ни отцу эти визиты не казались тогда странными, и мы, по крайней мере я, радовались новым людям. Лет в двадцать меня отселили в отдельную квартиру, но уровень гостеприимства в нашем Airbnb не изменился, а может быть и возрос.

Профессор органической химии Сидоревский из Новосибирска, мамин коллега и соавтор статей, несколько раз в год приезжал в деловые командировки, правда подолгу у нас не задерживался. Однажды, во время приятного ужина в нашей маленькой, но уютной кухне, и обмена университетскими новостями, Игорь Францевич попросил маму об одолжении. К тому времени, а было это в начале 80-х железный занавес уже сильно проржавел, и ученые начали выезжать за границу, вот и он побывал на симпозиуме в Марселе и там познакомился с замечательной французской парой – Ольгой и Полем Декамю – активными членами общества французско-советской дружбы. Они пригласили Сидоревского погостить у них несколько дней в их загородном доме в местечке Гро-Дю-Руа на побережье Средиземного моря, и видимо это было так хорошо, что он в свою очередь пригласил их посетить Новосибирский академгородок, расположенный тоже на берегу рукотворного Обского моря, просто как друзей Советского Союза. Естественно, что ехать в Россию и не заехать в столицу и невозможно, и неправильно, и поэтому он попросил маму организовать их визит в Москву: в основном экскурсии и развлечения, а жить они естественно будут в гостинице. Нет нужды объяснять, что мама мгновенно согласилась, скорее всего даже не задумавшись о потенциальной ответной поездке в Гро-дю-Руа. Францевич обрадовался и сказал очень хороший тост о дружбе ученых в частности и народов в целом.

В те времена дружба между народами существовала в рамках, установленных соответствующими органами, и когда мама попыталась вступить в общество французско-советской дружбы ОФСД, оказалось, что такого общества нет, зато есть общество советско-французской дружбы ОСФД. Простите за тавтологию, но ничего общего в этих обществах не было: ОФСД для французов, а ОСФД для невыездных советских граждан, и контактов они между собой не поддерживали. Но мама и Сидоревский не сдавались и через иностранные отделы своих институтов стали этот визит готовить. Где-то году в 85 супругам Декамю было послано официальное приглашение от ОСФ приехать и посетить Москву, Ленинград, Новосибирск и Иркутск, где у Сидоревского тоже был хороший друг - профессор Бергер.

Переписка шла на русском языке: как оказалось, Ольга была дочерью эмигранта, прибывшего в Тунис в конце 1920 года на одном из кораблей Российского флота после падения Крыма. Ее дед - Михаил Городниченко – инженер-механик в звании полковника Адмиралтейства приплыл в Бизерту с женой и четырьмя сыновьями на плавучей мастерской «Кронштадт», которую французы довольно быстро конфисковали в счет покрытия расходов на содержание русских моряков, и надежда на новую интервенцию, падение большевизма и возвращения на родину, умерла окончательно. Семья переехала во Францию, где все дети работали таксистами, а выручку отдавали матери. Один из сыновей - Леонид после женитьбы тоже на русской вернулся в Тунис, где в 1933 году родилась наша Ольга.

Все эти биографические данные мы с родителями узнали в первые десять минут первой встречи, когда я привез Ольгу и Поля из аэропорта в нашу квартиру на Большой Спасской. Говорила она без умолку на очень правильном и красивом русском языке, который тогда уже звучал несколько странно, а сейчас уже вряд ли бы кто из миллениумов и понял. Очень скоро выяснилось, что они очень любят Россию и готовы помогать соотечественникам чем только могут, но о жизни в СССР имеют весьма отдаленное представление.

- Мы купили авиабилеты в местном отделении Аэрофлота, поскольку опасались забастовок во французской авиакомпании Эр Франс, - щебетала Ольга, - и уже послезавтра вылетаем в Ленинград, а оттуда в турне по Сибири, потом вернемся на несколько дней в Москву и обратно в Марсель. Наш основной дом находится в Ниме – это всего сто километров от Марселя, но там живут наши две незамужние дочери, а мы при первой возможности стремимся в наш летний дом в Гро-дю-Руа, там Поль строит свою яхту. – Поль с гордостью показал нам местный журнал, на обложке которого красовалась его 40-футовая «деточка». На жизнь оба они зарабатывали преподаванием в местном колледже.

На следующий день я повез французов на наших новых жигулях в Загорск осматривать Троице-Сергиевскую лавру и по дороге узнал массу интересных деталей о жизни во Франции и на Западе вообще, где я еще не был ни разу, Поль жаловался на то, что на нем лежит страховка и ремонт всех четырех автомашин, а на постройку яхты остаются только карманные деньги, а Ольга просветила меня о мягко-говоря проблематичных отношениях с арабским населением, которое в Тунисе в 1920 году вело себя гораздо лучше. Я очень заинтересовался судьбой русской эскадры, о которой до этого ничего не знал; оказалось, что потомки моряков, и Ольга в том числе, организовали общество «Русская колония в Тунисе», собирают данные и хотят выпустить сборник воспоминаний.[1]

Первые неприятности случились при переезде в Ленинград. В аэропорт их отвозил мамин аспирант Слава и там оказалось, что билеты, купленные в Аэрофлоте, почему-то недействительны, и французам пришлось купить новые, но все-таки улетели.

Недели две мы ничего не слышали о наших гостях, но наконец Сидоревский позвонил и сказал встречайте. Ольга и Поль вернулись очень довольные, но немного потрясенные как увиденным, так и пережитыми проблемами: во время прогулки на катере по Обскому морю они неожиданно попали в шторм и чудом не перевернулись. – В Иркутске профессор Бергер предлагал нам прогулку по Байкалу, но мы отказались.

А с аэрофлотовскими билетами везде было одно и тоже: - Где вы взяли эти билеты? Это какая-то подделка. – Мы их купили в офисе аэрофлота в Марселе, мадам. – Где это? – Во Франции, мы французские граждане! - Сейчас сюда приедет французский консул и будет с вами разбираться! – добавляла Ольга на очень литературном русском языке после консультации в Ленинграде в обществе Советско-французской дружбы. Консула советские служащие боялись и после таких угроз наших туристов все же сажали в самолет, но поскольку все места были проданы, стюардессы высаживали из самолета двух первых попавшихся пассажиров. И так, мой дорогой Дима, было везде. Из поездки они привезли кучу подарков – в основном альбомы по искусству и истории в фотографиях, например, «Наука Сибири», «300 лет Иркутску» или «Ангара-река». Затаскивая баулы и картонные коробки на шестой этаж, я уже знал, что довезти их до Франции будет непросто.

Мы с мамой подготовили для Декамю культурную программу: Кремль, Оружейная палата, Третьяковка и катание по Москве-реке на трамвайчике, но Ольга, наученная сибирской поездкой, попросила нас сначала заняться обратными билетами. Чтобы что-то выяснить или проверить нужно было поехать в кассы аэрофлота, находящиеся в районе Белорусского вокзала, Поль остался дома, а мы с Ольгой туда, на метро.

Не то что зайти, подойти к входу в здание было невозможно – гигантская толпа пульсировала, пытаясь протиснуться через единственную открытую дверь из четырех, охраняемую двумя милиционерами. Побегав вокруг в поисках черного хода, я решился прибегнуть к старому приему из студенческих байдарочно-походных лет, когда в электричку пробирались на четвереньках между ног остальных пассажиров, да еще и затаскивали рюкзаки. На удивление довольно быстро я оказался рядом с милиционерами, которым представился как референт председателя общества советско-французской дружбы и ему, то есть ей надо срочно к начальнику касс. Служители порядка вызвали изнутри здания еще двоих товарищей на подмогу, и все вместе они сумели создать в толпе проход на манер того, по которому евреи перебрались через Красное море во время исхода. Все длилось несколько секунд, и толпа сомкнулась обратно, но маленькая худенькая Ольга успела проскочить, а вот египетская конница нет.

По дороге домой она выразила свое восхищение моими проникающими способностями и сказала, что это было примерно, как ей рассказывал папа, а может и дедушка, как проходила посадка на последний пароход, увозивший остатки Белой армии из Крыма. «…Кто-то закричал, что красные уже в городе, и обезумевшая толпа бросилась к трапу, сметая все и всех на своем пути, люди падали с причала в грязную серую воду и, учитывая, что это было в конце ноября, шансов выбраться у них было мало. Выстрелы звучали все ближе, и внезапно пароход дал гудок и начал отчаливать, даже не отдав швартовы и не убрав трап, который соскользнул в воду вместе с находившимися на нем людьми. Некоторые пытались переползти на корабль по канатам, но тумбы – кнехты были вырваны с болтами и повисли с бортов как якоря, и они полетели в воду. Все было кончено.»

Мы оказались в кассовом зале, где каждое из восьми-десяти окошек штурмовалось примерно силами пехотного взвода. Стоять в этих очередях не было смысла, и по совету милиционера я стал стучаться в неприметную дверь в конце зала с надписью «Входа нет», которая в конце концов приоткрылась и явила миру начальника всего этого бедлама, величественного мужчину лет пятидесяти в костюме, но без галстука. Не дав ему опомниться, Ольга быстро застрекотала по-французски, но даже одного обращения «Месьё» было достаточно, чтобы он с мольбой посмотрел на меня. – Чего она хочет? – Это глава французской делегации, мадам Декамю, аэрофлот продал ей недействительные билеты. – Какие билеты, - забормотал он, - где вы их взяли? Пройдемте в кабинет. – Так ничего и не поняв, начальник нацарапал распоряжение и в кассе нам выдали новые билеты на рейс Москва - Марсель и предупредили, что багаж свыше двадцати килограммов надо сдавать отдельно в грузовом аэропорту Шереметьево. Неизвестно сколько багажа могла взять на пароход «Кронштадт» семья полковника Городниченко, но машинка «Зингер» Ольгиной бабушки точно добралась до Туниса, а потом и до Франции.

Вылет был послезавтра и вместо разглядывания царь-пушки и царь-колокола мы погрузили два огромных царь-чемодана общим весом в девяносто килограммов в нашу скромную машину и втроем отправились в грузовой аэропорт Шереметьево. - Девяносто? – Да, дорогой читатель, девяносто килограммов макулатуры! – Папа где-то нашел древний безмен и всё взвесил. – Ну а ручки? – спросите вы? – Конечно оторвались! Но тот же папа и перетянул оба чемодана синими брезентовыми ремнями, и маловеры были посрамлены. По-моему, Поль обещал вернуть эти ремни, когда мы приедем посетить их в Гро-дю-Руа.

В здании аэропорта поднявшись на несколько этажей по узкой лестнице (кто знал, что затаскивать чемоданы было ненужно!) мы очутились в почти круглой комнате, по периметру которой располагались шесть стеклянных кабинок, в каждой из которых сидела очень миловидная фурия. Никаких указателей не было, и мы расположились спиной к спине в центре, как гладиаторы в Колизее, пока наконец одна не сжалилась и спросила, что нам нужно. – Нам нужно отправить груз в Марсель. – Покажите ваши билеты. – приказала девушка из второго окна. – Ваши билеты действительны, но завтрашний рейс в Марсель перегружен, и мы не можем принять ваш багаж. – А что же делать? – А ничего сделать нельзя. – Опять воцарилась тягостная тишина. Ольга попыталась потребовать телефон чтобы позвонить французскому консулу, но телефона не было. Поль похоже был мыслями очень далеко – скорее всего он думал, что забастовка работников Эр Франс не такая уж и страшная штука. Мы еще немного постояли, но тут меня осенило.

- Могу я поговорить с заведующей? – В шестом окошке сидела эффектная блондинка неопределенного возраста и ее вид внушал некоторую надежду на понимание. Я положил между билетами 25 рублей и протянул ей. – Посмотрите пожалуйста, может быть, что-нибудь можно сделать? Это французские граждане – члены делегации ОСФД и им обязательно нужно доставить эти документы. – Она посмотрела билеты, потом на меня, тяжело вздохнула (мало!) как человек, слабостью которого беззастенчиво пользуются другие, и сказала: - Ну что ж, их самолет перегружен, но багаж можно отправить следующим рейсом в Марсель через неделю, хотите? – Французские граждане согласились, хотя Поль и выразил неудовольствие тащиться сто километров из Нима а аэропорт за вещами. Но Ольга обрадовалась и сказала, что это судьба, и она будет рассказывать своим друзьям какие в России отзывчивые люди, такие же как французы.

Механизм заскрипел и стал проворачиваться: в третьем окошке нам выписали платежное требование, в пятом приняли оплату по таксе и выписали квитанцию, а в четвертом объяснили, что надо сдать чемоданы в упаковочном отделе Николаю Ивановичу. Когда мы стали прощаться заведующая указала нам на маленький коридор и разрешила воспользоваться служебным лифтом.

Мы опять погрузились в машину и поехали по лесу искать упаковочный отдел. Это заняло полчаса, и Ольга успела пояснить, что она имела в виду, когда упоминала отзывчивость французов. – Вы представляете Дима, когда армия Врангеля должна была эвакуироваться из Крыма, бессовестные англичане абсолютно отказались помочь русским и сказали, что будут соблюдать нейтралитет! И тогда французский адмирал Дюмениль сказал, что франция примет всех, большое число раненых погрузили на французские корабли, а красным он заявил, что любая атака против его кораблей вызовет ответную бомбардировку.

Перед зданием упаковочного отдела стояла многотысячна толпа людей с гигантскими фанерными контейнерами и картонными коробками, которые они пытались поднять на довольно высокий помост, где два болезненного вида грузчика апатично принимали эти коробки и заносили внутрь. Как мне потом объяснили, это были вьетнамские студенты, обучающиеся в СССР и отравляющие на родину бытовую технику, купленную в «Березке» на стипендию: холодильники ЗиЛ, стиральные машины с ручным валиком для отжима и даже телевизоры. Ольга с Полем опять загрустили: тут можно было простоять несколько часов или дней. Однако, я уже чувствовал, что карта пошла – обойдя здание я нашел теплого Николая Иваныча в маленькой конторке, просто протянул ему десятку и сказал, что нас послала Татьяна Викторовна из шестого окошка. Еще через пять минут два доходяги с помоста приняли наши чемоданы, и мы покинули грузовое Шереметьево. До моего прощального вылета оставалось семь лет.

На следующий день мы с мамой проводили в аэропорт Ольгу и Поля, напоследок дав клятвенное обещание приехать к ним в гости в Ним, а оттуда в чудесный городок на Средиземном море Гро-дю-Руа, где от их дома до пляжа всего сто метров, и где нас ждет замечательная яхта, построенная Полем на карманные деньги.

Еще через месяц мама получила от Ольги длинное письмо, начинавшееся со слов «Любезная и многоуважаемая моя Нина Михайловна», написанное под впечатлением недавней поездки и проникнутое невероятным оптимизмом, которым отличаются многие потомки русских эмигрантов, выросшие в очень трудных условиях, но сохранившие генетическую любовь к покинутой родине. «… И вы знаете, дорогая моя Ниночка, когда мы летели в Марсель в самолете с нами были еще только четырнадцать человек, а когда получали багаж, так кроме наших чемоданов больше ничего и не было.»

Мама переписывалась с Ольгой Декамю еще тридцать лет, но ни ей, ни папе, ни мне увидеться с нашими французами так и не удалось. Правда лет десять назад Ольгу в Гро-дю-Руа навестил мой младший брат, но это другая история – читайте его воспоминания.

[1] Сборник этот вышел в 2008 году, и Ольга его переслала маме. Интересующимся историей могу дать почитать.

Dimus, 2023